Бабушка Катя

   Записки Галины Ивановны Новичихиной о своей бабушке Екатерине Романчук    (2003 год)

-1-

Екатерина Ивановна Романчук (Сушко) в центре, Янина Романчук и Галина Новичихина, 1967 год. На крыльце своего дома №33 ул. Парковая (Шевякова)

    Рассказывая  о бабушке Екатерине Ивановне Романчук, я всегда вспоминаю , что она мне всякий раз повторяла, отправляя зачем-нибудь на чердак: « Лезешь на драбину – перекрестись!».

    Она была верующей без всяких сомнений, оговорок, допущений, рассуждений и старалась, чтобы в поседневной жизни, а не по праздникам я жила с  Богом в душе. Бабушка понесла в жизни большие потери: муж, кормилец семьи, умер, когда старшей из троих дочерей Нине было двенадцать лет и она лежала прикованная к постели без надежды на то, что станет ходить.  Летом 1944 года немцы, отступая, сожли  всю улицу, и семья осталась без крова. Дом у бабушки был большой добротный.  Мужчин не было, мало что из имущества удалось  вынести. Через два года после окончания войны, в сентябре 1947 года  умерла средняя дочь Клава, моя мама. Мне было четыре месяца. Старшая дочь Нина, она мне заменила мать и превзошла в любви и старании – некоррекно сравнивать с кем бы то ни было – она превзошла меня, как мать, после смерти Клавы была в растерянности. Бабушка взяла меня на руки.  Может в этом и причина моей любви к ней: уже взрослая я любила ласкаться, делать вид, что сажусь на колени, и за ней ухаживать.

    Бабушка никогда не жаловалась, никогда ни на кого не обижалась, считала, что ее жизнь достойно удалась и говорила,  что Господь неизменно приходит на помощь в самых безнадежных ситуациях.

    «Полезешь на драбину – перекрестись!» – вспоминаю я  пряча  деньги, которые мне выдает почта для выплаты пенсий.

    Бабушка была неграмотной, надо мной она часто подтрунивала:

    – Если бы я училась столько, сколько учишься , пожалуй, была бы поумнее.

   Интеллектуалка точно из меня не  получилась несмотря на мамины амбиции и  возможности, какие мне были предоставлены советской системой образования. Вышла из меня почтальонша,  которая учится кое-как набирать на компьюторе буквы и мечтает дотянуть до пенсии.

    На тему, заданную бабушкой , порассуждать я люблю. «Когда ты, – говорю я Насте, – останавливаешься  перед лестницей или перед любой опасностью, чтобы перекреститься, ты не только призываешь на помощь Бога, но и оцениваешь эту опасность, а стало быть, выбираешь средства, необходимые для ее преодоления».

3 ноября 2003 года

-2-

    – Как люди бедовали, голодали, мерзлую картошку ели,  а  у нас голода никогда не было, у нас всего было вдоволь. И знаешь почему? – бабушка смотрела на меня небольшими зелеными глазами  не мигая и  после паузы радостно  говорила, – у нас дома иконка была «Matka  Boska  Kormjonca»! Вот она мне и помогала. Образок не вынесли, он сгорел, но мы все равно не голодали.

    -Самое дорогое в войну – это  хлеб. Пришли из «гмины», сказали, что здоровым бабам надо идти работать на мельницу. Я там мешки принимала. Смотрел за нами немец с автоматом, чтобы ничего не украли.   Это вторые немцы были, жить тут собирались, уже мы их понимали и они нас. Смотрел-смотрел и подивился: «Какая ты сильная, баба!».  «Я такой мешочек и домой бы донесла, ничего бы со мной не стало!». «Неси! Донесешь –  оставлю. Не донесешь – не обижайся». «Понесу, только поддай». Этот дурак с автоматом  мне еще на спину помог поднять, а в мешке-то было шесть пудов и я понесла. От мельницы до дома, сама знаешь не очень далеко, но дорога все под горку и немец сзади идет, что там у него на уме…  Донесла, а за калиткой бросила. Оставил он мне эту муку.   

    Прошло больше  десяти лет. Умер Сталин. Швейная мастерская, где работала мама Нина, была в одном здании с конторой совхоза. Все рыдали, особенно заведующая детским садом. Маму и ее ученицу Лиду (Лидию Степановну Клинчук) послали в клуб украшать  флагами и траурными лентами символический гроб вождя. В центре зала уже была раскатана красная ковровая дорожка, звучала траурная музыка. Мама подхватила Лиду и пошла кружиться в вальсе. Может и глупо, зато вспоминать  ей было приятно, когда аторитет вождя народов был развенчан.

4 ноября 2003

-3-

    Мне было лет двенадцать, когда Зина с семьей приехала к своей матери в гости, и они зашли к нам. Муж хотел посмотреть на Ванину дочь. Я залезла на липу за сараем и спряталась в кроне, мне было страшно встретиться с Зиной. Потом жалела. В это время папа уже погиб и тоска по отцу была. Мама Нина как-то показала человека, который то появлялся в поселке, то исчезал: « Смотри, это Синеокий. Он служил с твоим отцом».

    Я ходила в парке  вдоль скамеек рядом с футбольным полем, где Синеокий с приятелем долго пили бутылку портвейна, и мечтала, что подойду, назовусь, он засмеется выцветшими глазами, удивится: «Дочка Вани Белого?», сядет на другую скамейку и поговорит со мной о папе.

6 ноября 2003 года

-4-

    Бабушка Екатерина Ивановна родилась в небольшом селе на северной окраине Беловежских лесов. Подростком ушла в няньки и с гордостью говорила, что рано стала зарабатывать себе на хлеб. О мачехе не говорила плохо, только  что мать не отпустила бы из дому так рано.

    Не помню, чтобы к нам приезжал кто нибудь в гости  с  Нового Двора, недалекой бабушкиной родины, но мы с бабушкой  в ее селе побывали. Мне было лет тринадцать, бабушка  далеко не молодая, притом плохой ходок из-за плоскостопия. Мы долго шли пешком сначала через поле, потом через лес. Деревня  открылась окруженная могучим лесом, застроенная  большими крепкими домами с маленькими окошечками.

    Нас хорошо приняли, спать уложили на большой кровати с тюфяком, набитым сеном и застеленным  широкой новой домотканой простыней. Мне выделили подружку из родни, но с другого дома. У девочки был столбняк. Меня предупредили, чтобы я не пугалась и не пыталась помочь. Приступ проходил сам собой. Впрочем народ судя по всему там был крепкий. Мы  с девочкой ходили по краю леса, ели чернику и я удивлялась поначалу, почему она не собирает грибы, такие чудесные маслята, грузди.

    Оказалось, что  народ только этим и занимается, что собирает и сушит  боровики. Встают не на рассвете, нет, а в июле чуть за полночь и  уходят в лес. Идут подальше, зато набирают быстро. Надо еще успеть на  колхозную ферму. Старики в это время вытапливают русские печи и готовят еду. Тут и подоспевают из леса две корзины боровиков. Технологический режим отработан так, что к вечеру эти грибы в печи высыхали как  надо и  шуршали в ладонях и благоухали. Дома их не держали. В ценре села  стояла заготовительная контора, выстроенная из толстых, новых досок. Для бабушки было  неожиданностью, что семья поменяла фамилию. Были Сушко, а стали Мазурики.  Прадед ездил на заработки в польские Мазуры, вот и пристало прозвище ко всем, хотя они как и  прежде занимались  сушкой.

    Бабушкина карьера состояла из лесенки, по которой она подымалась, крестясь: нянька, помощница повара, хлебопек у лесничего, горничная. Никого из своих хозяев бабушка не вспоминала со злостью или обидой. Рассказывала всякие байки, но всегда по-доброму. Это понятно. Какие бы не были  хозяева, к ней всегда хорошо относились: бабушка была неизменно дружелюбна, смекалиста,  аккуратна, здорова.

    Выдали бабушку замуж паны. Графиня Браницкая сосватала ее в  семью Романчуков, где все были немножко себе на уме, и насыпала ей в приданое горсть золотых монет.  Одна царская десятка у меня есть. Стоит она очень немного 40 Ls.

    У дедушки Александра Матвеевича был брат Виктор и сестра Софья. Сестра была дипломированной акушеркой. Виктор – служил на железной дороге Вильно – Двинск – Петербург. Дедушка Александр имел столярную мастерскую в имении графа Потоцкого, делал хорошую мебель, держал учеников. В росской  церкви его имя поминают среди «благочестивых создателей святого храма сего». Его руками выполнена деревянная резьба иконостаса на Царских Вратах.

    Женился Александр, когда ему было лет под тридцать, матушка была недовольна невесткой. Она не оценила достоинств Кати, наверное, для этой семьи та была слишком простой да еще бесприданница. За бабушку заступался Виктор, но он редко бывал дома. Во времена какой-то смуты свекровь с  кем? подались в Россию, там заболели тифом и сгинули.

    Семья была музыкальной. Упоминались гармошка, виолончель, а скрипка сохранилась и после войны. Иногда мама Нина  вынимала ее из потертого футляра и давала мне подержать. Мама и бабушка рассказывали, что по воскресеньям мужчины, когда все еще были живы, музицировали во дворе на скамейке под грушей.Мама Нина унаследовала хорощий слух и сильный голос. Учила меня музыке, но безуспешно. Я унаследовала только мечту научить Настю играть хотя бы на гитаре, и хотя  моя дочь уже не ребенок, я продолжаю мечтать, что теперь уже она сама найдет средства, чтобы пройти какой –нибудь музыкальный класс. Ну а бабушка, раз уж я о ней, слуха была лишена напрочь. Зато всегда распевала песни. Песня про Лазаря.

    Когда бабушке было за восемьдесят, она потеряла зрение. Позже сделали операцию, и она снова стала видеть. Я приехала из Ленинграда на зимние каникулы. Бабушка с непривычно изнеженными руками сидела на сундучке у печки и пела. Мама шила, а бабушка, чтобы не быть бесполезной ее развлекала, как могла. Летом в Гродно – тетушка Зося дала деньги, а  я отвозила, навещала и доставила бабушку домой- ей удалили катаракту.

    До войны жили зажиточно. Стол у бабушки  всегда был безупречный. Легко соблюдались посты. Пасху отмечали роскошным изобилием. К одним из немногих в бабушкин дом батюшка приходил освещать пасхальную снедь прямо на столе. Выпить любил только дедушка Александр. Бабушка рассказывала, что если приходил домой выпивши, накидывал на голову свою рабочую куртку, говорил: «Прости, Катенька, я больше не буду!», – ложился на кушетку и засыпал.

    Хотелось бы сказать, что бабушка к вину не притрагивалась, но это не так, она именно притрагивалась. По праздникам, когда стол был уже заставлен  яствами, она, наконец, присаживалась  и осторожно выпивала глоточек рубиновой вишневой наливки из невысокой граненой  рюмки. А чтобы выпить и крякнуть или тайком потянуть – этого точно не было.

    Много раз я слышала от бабушки мистическую историю  про бутылочку настойки.  Дедушка умер летом от удара, теперь это называют инсультом. Через некоторое время граф Потоцкий положил бабушке небольшую пенсию. В первые месяцы бабушка осталась без денег. Осенью надо было купить и  завезти дрова. Оплатить  топливо еще были деньги, а вот на угощение за подводу и разгрузку  ну не было ни гроша и все тут.  Бабушка легла спать  в отчаянии.  Ей приснился дедушка и сказал: «Катенька! Ступай в мастерскую и посмотри в шкафчике. Там за ветошью должна быть спрятана  настойка на  травках. Бабушка нашла  бутылку  и, когда привезли дрова, угостила как надо.

    В какое время она ходила в мастерскую,  бабушка не говорила, но мне представляется, что она встала ночью, помолилась, зажгла керосиновый  фонарь и пошла через темный парк, мимо усадьбы графа, в пустую мастерскую, там с замиранием сердца и с желанием, чтобы это было неправдой, раскидывала лоскутки сукна, которым полируют мебель. Возможно, бабушка плакала и разговаривала с дедушкой, кто знает, кто знает.  В жизни бабушка была неслезливой, но и несуровой. Любила рассказавать про «краснолюдков», которые показывают клады, да так рассказывала, что я была уверена, что она их встречала. Теперь я думаю, что бабушка меня дурачила, но у меня еще есть небольшая надежда…

    Рассказывала про встречу с волком. Во время сенокоса мама или уже мачеха  собрала обед  и послала девочку занести отцу. На лесную дорогу вышел  пес. Она бросила ему кусочек хлеба. Пес пошел следом. Девочка отламывала от краюхи и бросала, пес подбирал хлеб и шел за ней.  Когда  лес закончился, и косцы увидели  Катю с волком, они  стали кричать, вопить и бежать ей навстречу. Волк скрылся в лесу. Мне только всегда казалось, что несмотря на возраст, ребенок, выросший в лесу, отличит  собаку от волка или догадается, с кем имеет дело. Бабушка волку не показала, что узнала зверя!

    После этого рассказа шла поучительная история про девочку- врунью, которая хотела напугать маму, когда они пошли вместе в лес. Девочка  закричала : « Мама!! Волк! Волк!» .Мама прибежала на помощь, а волка там никакого не было. Потом девочка снова закричала, а мама подумала, что это опять шутка… Все как в детском рассказе Л. Толстого. Ни Льва, ни рассказа бабушка, конечно не знала.

    Никакая ворожба, никакое знахарство, никакое целительство ей не было известно. Теперь мне кажется: к сожалению. Только незамысловатая молитва, к которой она всеми ей известными способами старалась меня приучить.

    Не умела бабушка шить. Ну не довелось научиться. И как-то обошлось. Дочки одевали бабушку до глубокой старости, а в молодости у нее была подруга портниха.

    Не умела бабушка торговать. Я припоминаю только одну  попытку, огорчительную, неудачную. Созрела черная смородина. Я еще училась в школе, денег у нас всегда было только-только. Решила бабушка снести эту смородину на базар. Нашли хорошую корзинку, аккуратно перебрали ягоды. Надела кирпичного цвета с бархатным воротником платье, шелковый платочек, завязала корзину чистой марлей и отправилась продавать. Через несколько часов вернулась, сердито опустила полную корзинку на скамью, пошла переодеваться  и надолго обиженно закрылась в комнате.

    В переодевании, кстати, бабушка исполняла  небольшой ритуал, к которому старалась меня приучить. « Сняла с себя одежду, в которой выходила, – говорила она, – потряси и повесь»

18 ноября 2003 г.

Подробное описание событий, связанных с этими записками, можно найти во вкладке Воспоминания   и Довоенные фотографии

Все материалы на этом сайте- фотографии, видео, текст, оформление являются собственностью Галины Ивановны Новичихиной.  Условия использования и копирования